|
© Евгений Рычаловский, 1997.
Текст статьи воспроизводится по изд.: Немцы в общественной и культурной
жизни Москвы, XVI - начало XX века (материалы научной конференции в рамках
выставки "Московские немцы. Четыре века с Россией"), М., ГИМ,
1997.
Примечания
1. Белковец
Л.П. Россия в немецкой исторической журналистике XVIII в.: Г.Ф.Миллер
и А.Ф.Бюшинг. Томск, 1988; Элерт А.Х. Экспедиционные материалы
Г.Ф.Миллера как источник по истории Сибири. Новосибирск, 1990; Geographie,
Geschichte und Bildungswesen in Russland und Deutschland im 18. Jahrhundert:
Briefwechsel Anton Friedrich Büsching - Gerhard Friedrich Müller
1751 bis 1783/hrsg. von Peter Hoffmann. Berlin, 1995; Миллер Г.Ф.
Сочинения по истории России. Избранное. М., 1996; Академик Г.Ф.Миллер
- первый исследователь Москвы и московской провинции. М., 1996.
2. Пекарский П.П. История Императорской Академии
наук в Петербурге. Т. 1. СПб., 1870. С. 393-394.
3. Пекарский П.П. Цит. соч. С. 393; Каменский А.Б.
Судьба и труды Г.Ф.Миллера // Миллер Г.Ф. Сочинения по истории России.
С. 393.
4. Пекарский П.П. Цит. соч. С. 397-403, 414-430.
5. РГАДА. Ф. 199. П. 546. Ч. 6. Д. 8; П. 546. Ч. 10
6. Там же. Ф. 248. Д. 1372. Л. 70, 71-71 об.
7. Русский биографический словарь. Обезьянинов-Очкин.
СПб., 1905. С. 419.
8. РГАДА. Ф. 286. оп. 1. Д. 890. Л. 200 об.-201.
9. Русский биографический словарь. С. 420.
10. Петров П.И. История родов русского дворянства.
Кн. II. М., 1991. С. 140.
11. Русский биографический словарь. С. 420.
12. Почти все они составлены на немецком языке (причем
весьма беглым готическим курсивом) с вкраплением русских слов, иногда
поговорок, латинских цитат. Исключением являются несколько записок на
французском языке, написанных частью самим Остерманом, частью, из-за его
занятости, другими людьми. Цитаты из переписки даны в переводе автора.
13. РГАДА. Ф. 199. П. 546. Ч. 6. Д. 8. Л. 3, 4; П. 546.
Ч. 10. Л. 24, 33, 37, 39.
14. Рычаловский Е.Е. Граф Остерман и академик
Миллер: к истории отношений политика и ученого в России XVIII в.
(на нем. яз.). В печати.
15. РГАДА. Ф. 199. П. 546. Ч. 10. Л. 23, 26.
16. Salvo titulo, т.е. не нарушая титула.
17. Essai historique et critique sur les dissensions
des Eglises en Pologne. 1767; Там же. Л. 38.
18. Сохранилась записка владельцу книжной лавки И.Я.
Вейтбрехту, составленная от имени Миллера, со списком заказанных для него
и его друга (т.е. Остермана) книг. РГАДА. Ф. 199. П. 546. Ч. 10. Л. 28.
19. Там же. Л. 1, 7, 14, 21, 22, 27.
20. Там же. Л. 1, 33.
21. Там же. Л. 2.
22. Там же. Л. 2, 4, 5, 6, 23-23 об., 25, 33, 34, 37,
344; П. 546. Ч. 6. Д. 8. Л. 41.
23. Там же. П. 546. Ч. 6. Д. 8. Л. 5. См.: Beschreibung
der Stadt Kolomna // Neues St. Petersburgisches Journal. 1782. Bd. 2.
S. 27-42.
24. РГАДА. Ф. 199. П. 546. Ч. 6. Д. 8. Л. 35, 36, 43;
П. 546. 4. 10. Л. 16, 344, 345.
25. Там же. П. 546. Ч. 10. Л. 46-46 об., 338; П. 546.
Ч. 6. Д. 8. Л. 1, 16, 21-21 об., 30-31.
26. Там же. П. 546. Ч. 10. Л. 51-51 об. Остерман даже
просит не рассказывать об этом супруге Миллера. Капитан Шлюссель являлся
мужем падчерицы академика. См.: Geographie, Geschichte und Bildungswesen...
S. 297.
27. РГАДА. Ф. 199. П. 546. Ч. 10. Л. 285 (письмо от
5 апреля 1772 г.): "К своему посрамлению принужден ныне узнать,
что за мою прежнюю заботу воздают мне они небрежением. Оба юных брата
(Толстых - Прим. Е.Р.) теперь в Москве, но сих пор ни один их них
не написал ни строчки, и у присланного нарочного для меня письма от них
нет".
28. Там же. Л. 56. Письмо датировано 20 марта 1769 г.,
т. е. вскоре после кончины сестры графа; возможно, имеется в виду
и неудачное начало войны - набег крымских татар на Елизаветградскую провинцию
и Бахмут.
29. Там же. Л. 57-57 об., 153, 210 об.; См.: Büsching
A.F. Lebensgeschichte Burchard Christoph von Münnichs // Magazin
für die neue Historie und Geographie... Bd. III. S. 387-536; Манкиев А.И.
Ядро российской истории, сочиненное ближним стольником и бывшим в Швеции
резидентом, князь Андреем Яковлевичем Хилковым... М., 1770.
30. РГАДА. Ф. 199. П. 546. Ч. 10. Л. 202 об., 214 об.,
304 об., 311 об. Остерман также просил Миллера поделиться мыслями об этом
сочинении.
31. Там же. Л. 172-172 об., 202 об.
32. Соколовский М.Н. Сокращенная французская
грамматика расположенная по вопросам и ответам. М., 1770.
33. Речь идет об издании: Детской атлас, или Новой удобной
и доказательной способ к учению географии, исправленной и умноженной Филиппом
Генрихом Дилтеем. Т. 4: О Российской империи с толкованием гербов и с
родословием царствующего дому. М., 1771.
34. РГАДА. Ф. 199. П. 546. Ч. 10. Л. 141, 153, 200-200
об., 202 об., 214, 253, 272, 280.
35. Kerstens J.Ch. Ad augendum incolarum in Russia
insufficientem numerum pro ruricolis plebeiis maxime monita et praecepta
medica diaetetico-therapeutica. М., 1769; русский перевод: Керштенс И.Х.
Наставления и правила врачебныя для деревенских жителей, служащия к умножению
не довольнаго числа людей в России. М. 1769; Rost J.J.J. Oratio
de faciliori melioris fontium salis praeparatione... M., 1769; Schaden J.M.
Oratio solemnis de eo, quod justum est in jure principiis, circa educationem
civium, scientiarum artiumque studia. М., 1770.
36. РГАДА. Ф. 199. П. 546. Ч. 10. Л. 152 об. Русский
перевод: Шаден И.М. Слово о праве обладателя в разсуждении
воспитателя и просвещения науками и художествами подданных. М., 1771.
Остерман приобрел 8 экз. перевода. РГАДА. Ф. 199. П. 546. Ч. 10. Л. 245.
37. Anitschkow D. Dissertatio philosophica de
órtu et progressu religionis apud diversas maximeque rudes gentes.
М., 1769.
38. Белявский М.Т. М.В. Ломоносов и основание
Московского университета. М., 1955. С. 218-227; Документы и материалы
по истории Московского университета второй половины XVIII в. Т. II:
1765-1766. М., 1962. С. 307-308.
39. РГАДА. Ф. 199. П. 546. Ч. 10. Л. 88-89.
40. Там же.
Л. 97 об.-98.
41. Там же. Ч. 10. Л. 89. В последующих письмах
не обнаруживается никаких следов разногласия двух корреспондентов.
42. Третьяков И.А. Слово о римском правлении
и о разных онаго переменах. М., 1769; РГАДА. Ф. 199. П. 546. Ч. 10. Л.
80 об.
43. Там же. Л. 214 об.
44. Российской Целлариус, или Этимологической российской
лексикон, купно с прибавлением иностранных в российском языке во употребление
принятых слов, також с сокращенной российскою этимологиею, изданный м[агистром]
Франциском Гелтергофом. М., 1771. В конце книги, в "Росписи подписавшимся
брать Российской Целлариус", указан и генерал-поручик гр. Остерман.
РГАДА. Ф. 199. П. 546. Ч. 10. Л. 176 об., 189.
45. Там же.
Л. 89 об., 154.
46. Там же. Л. 181, 259-261, 302 об.; П. 546. Ч. 6.
Д. 8. Л. 9 об.-10.
47. Там же. П. 546. Ч. 10. Л. 242 об., 252.
48. Там же.
Л. 245, 249.
49. Николай Михайлович, великий князь. Московский
Некрополь. Т. III. СПб., 1908. С. 165.
50. "Мы видели сон". РГАДА. Ф. 199. П. 546.
Ч. 10. Л. 250.
51. Там же.
52. Там же. Л. 152 об.
|
|
Е.Е.
Рычаловский. Переписка академика Г.Ф. Миллера и Ф.А. Остермана
60 — 80-х годов XVIII в.: некоторые черты отношений
ученого и государственного деятеля
Нет
необходимости доказывать, что XVIII столетие являлось временем расцвета
эпистолярного жанра — и в Европе, и в России. Речь идет не только
о широком распространении в форме писем философских и художественных произведений
(часто грань между ними провести невозможно), но и о той огромной роли,
которую играла переписка в духовном развитии человека.
Что касается переписки ученых, писателей
или художников с государственными мужами (и дамами) той эпохи, то она
традиционно представляла собой предмет исследования в русской историографии.
Правда, в тени, как правило, оставались люди, не выделявшиеся богатством
и не отмеченные высшими придворными чинами. Хотя как раз с ними представители
интеллектуальных профессий могли вести равноправный и более откровенный
диалог. Просвещенные гражданские и военные чиновники, дилетанты (в лучшем
смысле слова) в науках и искусствах, в силу отсутствия корпоративной ревности
были благодарными собеседниками и располагали к свободному изложению мнений,
перемежающемуся светскими новостями и бытовыми описаниями. Такого рода
диалог в письмах происходил в течение как минимум 18 лет между историографом
Герардом Фридрихом Миллером (1705-1783), уроженцем Вестфалии, и графом
Федором Андреевичем Остерманом (1723-1804), наполовину немцем, родившимся
в России, старшим сыном знаменитого канцлера А.И. Остермана (1686-1747).
Биография Г.Ф. Миллера достаточно изучена,
но в последнее десятилетие наблюдается всплеск интереса в России и за
рубежом к его разносторонней деятельности [1].
Упомянем лишь, что именным указом Екатерины II от 1 января 1765 г.
Миллер был назначен главным надзирателем Московского воспитательного дома
и вскоре перебрался жить в Москву. С марта 1766 г. он возглавил Московский
архив Коллегии иностранных дел [2]. Среди причин,
побудивших его к переезду, исследователи называют представившуюся возможность
сочетать спокойную и неплохо оплачиваемую службу с учеными занятиями,
а также стремление уйти от раздоров в Петербургской Академии наук [3].
В Москве Миллер работает над систематизацией архивных документов, публикует
источники, свои и чужие исторические, историко-краеведческие и географические
труды [4]. К московскому периоду жизни академика
и относится его переписка с Ф.А. Остерманом из так называемых "портфелей
Миллера", хранящихся в Российском государственном архиве древних
актов [5].
О гр. Ф.А. Остермане известно немногое.
Родился он 31 марта 1723 г. в Санкт-Петербурге. С малолетства
записан сержантом в лейб-гвардии Преображенский полк. За день до символического
возведения на эшафот отца именным указом от 16 января 1742 г.
и последовавшим сенатским определением от 17 января он и его брат,
Иван Андреевич, были переведены из Преображенского полка капитанами в
армейские полки [6]. Федор Андреевич служил в Троицком
пехотном полку, расположенном в башкирских землях [7].
При императрице Елизавете продвижение его по службе совершается медленно.
В 1748-1749 годах, во время войны за австрийское наследство, он находится
в русском вспомогательном корпусе в габсбургских владениях; в апреле 1751 г.
получает чин секунд-майора, в декабре 1755 г. — подполковника.
Во время Семилетней войны принимает участие "в баталиях" при
Гросс-Егерсдорфе, Пальциге и Франкфурте; в последнем сражении был ранен [8].
В июне 1758 г. ему присваивают звание полковника, а с апреля 1762 г.
он уже генерал-майор и шеф Нарвского пехотного полка.
Императрица Екатерина II вскоре после восшествия
на престол жалует ему орден Св. Анны I степени и назначает командиром
Московской дивизии, а также присутствующим в Конторе Военной коллегии.
Во время русско-турецкой войны, в 1769-1772 гг., Ф.А. Остерман
возглавляет гарнизоны Украинской линии. С 1773 г. в течение нескольких
лет является губернатором Москвы. Затем становится сенатором (по I департаменту)
и в этой должности остается до самой кончины в 1804 г. [9].
Гр. Ф. А. Остерман был женат на гр. Анне Васильевне Толстой,
но детей не имел, поэтому по просьбе его и брата, также бездетного, указом
Екатерины II от 27 октября 1796 г. фамилия и титул графов
Остерманов передавались внучатому племяннику Александру Ивановичу Толстому [10].
Следует добавить, что двоюродная сестра Федора и Ивана Андреевичей по
материнской линии, Наталья Ивановна Щербатова была замужем за русским
историком, сенатором кн. М.М. Щербатовым, и Ф.А. Остерману приписывали
"Замечания на Записки Манштейна о России" [11].
Говоря о переписке Миллера и Остермана,
необходимо уточнить, что подавляющую ее часть составляют письма и записки
(более 250) Остермана за 1765-1783 г. [12].
В нашем распоряжении имеются лишь шесть записок академика, сохранившихся
благодаря тому, что вернулись с ответом графа [13].
Сведениями об обмене их письмами в более раннее время мы не располагаем,
но отношения между ними завязались, видимо, давно. Можно говорить о покровительстве,
которое в свое время оказывал канцлер А.И. Остерман*)
земляку, как, впрочем, и некоторым другим членам Академии [14].
Не исключено, что Миллер участвовал в воспитании детей канцлера и поддерживал
связь с его семьей после опалы. Во всяком случае, обращения Федора Андреевича
Остермана к академику Миллеру "высокочтимый друг" и "досточтимый
покровитель и друг" [15] едва ли могли появиться
после короткого московского знакомства.
Все записки Миллера и Остермана относятся
к 1765-1768 и 1773-1783 гг., т.е. к периоду, когда оба жили в Москве,
и характеризуются отсутствием титула при обращении (или обозначением его
буквами "S.T." [16]) и лаконизмом. Записки
по преимуществу не датированы, на некоторых проставлены лишь число и месяц.
Остерман чаще всего уведомляет Миллера о посылке или возвращении прочитанных
газет и книг. Мы узнаем, что он снабжал историка иностранной периодикой.
Упоминаются журнал "Le Mercure historique et politique", издававшийся
в основном в Гааге, торнские, утрехтские газеты. Среди книг, посланных
Миллеру, встречаем "сочинение о диссидентах" Вольтера [17].
В свою очередь, Миллер выписывал из Академической книжной лавки [18]
и доставлял Федору Андреевичу заграничные издания, например, "Histoire
universelle" или "Histoire ancienne", "Histoire romaine"
Ролленя, "Histoire du Bas-Empire" Лебо, "Bèlisaire"
Мармонтеля, гамбургские газеты [19]. Остерман
заказывал и "Труды Вольного экономического общества" [20].
Названия многих изданий приводятся неточно
или вовсе отсутствуют, нелегко установить их выходные данные. В редких
случаях Остерман делится впечатлением от прочитанного [21].
Подобная информация соседствует с обычными для эпистолярного жанра изъявлениями
учтивости, поклонами от родных и знакомых, приглашениями на обед или на
прогулку (в Марьину рощу и Кусково), сообщениями о здоровье, приезде родственников,
даже о присылке курительного табака (от Миллера) [22].
В записках Остермана можно найти следующие подробности, характеризующие
личность графа, его положение в обществе: осенью 1775 г. он передает
императрице Екатерине II для прочтения небольшую историко-краеведческую
работу Миллера "Описание Коломны" [23],
посылает через академика письмо вдове профессора Г.В. Рихмана, бывшего
своего учителя, с 30 руб., просит разузнать о сыне профессора, приглашает
к себе на обед то университетских профессоров И.М. Шадена и И.И. Ю. Роста,
то члена Академии наук Ф.У.Т. Эпинуса, посещает диспуты в Заиконоспасском
монастыре [24]. Краткость и немногочисленность
записок, несомненно, объясняется тем, что в них не было особой необходимости,
поскольку оба корреспондента находились в столице и довольно часто встречались.
На существенное увеличение объема переписки
повлиял перевод Остермана на юг. Первое письмо датировано 27 января
1769 г. и отправлено из Курска, всего же за четыре года (1769-1772)
пребывания на Украинской линии в Москву отправлено более 170 писем. Первое
письмо по возвращении в первопрестольную составлено 26 марта 1773 г.
Кроме того, имеются четыре более поздних по времени письма, обязанных
своим появлением кратковременной отлучке графа из города, лишнему досугу
да дню рождения ученого [25]. Здесь уже обязателен
титул, говорится о получении корреспонденции от Миллера и подчеркивается,
сколь приятно это было; в случае приближающихся праздников непременны
поздравления, в заключение передаются поклоны членам семьи и знакомым,
адресант свидетельствует свое почтение и просит сохранить к нему дружеское
расположение. Одним словом, соблюдаются необходимые условия эпистолярного
жанра.
В письмах 1769-1772 г. Остерман много
места отводит сведениям о передвижениях войск в Турецкую кампанию, о сражениях,
дипломатических переговорах. Весьма общо описывает собственную служебную
деятельность — в его обязанности входила забота о довольствии
подчиненных солдат и офицеров, набор рекрутов и т.д. В отношении различных
неурядиц на Украинской линии и в действующей армии Остерман крайне сдержан.
Встречаются только сетования на загруженность по службе, отсутствие достоверных
сведений об исходе баталий да на плохую погоду. Могли вывести его из состояния
душевного равновесия и такие происшествия, как жестокое наказание капитаном
Шлюсселем, о чьей карьере пеклись и сам Остерман, и Миллер, некоего счетчика,
унтер-офицера из дворян [26], или невнимание со
стороны племянников [27]. Для него, расквартированного
в небольших крепостях, сначала в крепости Св. Прасковьи, затем —
в Белевской, особое значение приобретают новости из Москвы и Петербурга,
сообщаемые академиком, и приходившие с почтой книги и газеты. Граф просит
присылать ему литературные новинки, например, "Оду российскому храброму
воинству" М.М. Хераскова, которая, по его словам, в тех обстоятельствах
очень его бы подбодрила [28]. Полезным для офицеров
чтением Остерман полагал "Жизнеописание фельдмаршала Миниха",
изданное Бюшингом. Из исторических трудов с особой похвалой он отзывается
о книге А.И. Манкиева "Ядро российской истории", вышедшей
с предисловием Миллера и приписывавшейся ближнему стольнику кн. А.Я. Хилкову.
Остерману некогда рекомендовал этот труд бывший наставник, затем секретарь
посольства брауншвейгского двора Х.В. Гросс, имевший у себя список.
Федор Андреевич выражает признательность за присланную книгу, так как
то был первый увиденный им печатный компендиум (труд обзорного характера)
по русской истории, одним из главных достоинств которого являлось упорядоченное
изложение событий [29].
Не меньше понравилась графу "История
российская" М.М. Щербатова. После получения первого тома он
неоднократно спрашивал о втором и даже обращался с такой просьбой через
академика и через находившегося ненадолго в Петербурге офицера к самому
автору [30]. "Историю российскую" он
намеревался использовать и для обучения юного сына управителя Григория
Кудрявцева. Вопросов, связанных с образованием мальчика, а также жившей
в его семье после смерти матери племянницы, Натальи Толстой, Остерман
то и дело касается в письмах. Первого он собирался отдать в обучение профессору
Шадену. Юноша имел охоту изучать хирургию, тогда как граф настаивал на
занятиях геометрией, механикой и архитектурой, с тем чтобы применить в
будущем эти знания в ведении хозяйства [31]. Немало
книг прислал Миллер для упражнений Натальи Толстой во французском языке,
географии и истории. Среди них французская грамматика Соколовского [32],
упомянутая "Histoire universelle" и "Contes moraux"
Мармонтеля, "Детский атлас" [33] и пр.
Юная графиня отправила академику свой перевод с французского и заслужила
его похвалу. Сохранились два письма Натальи Толстой к Миллеру, которые
выражают ее благодарность за заботу и одновременно демонстрируют ее познания
в языке [34].
В числе присылавшихся Остерману издательских
новинок было довольно много сочинений университетских профессоров, и именно
к ним относятся наиболее пространные оценки Остермана. Наибольшее его
одобрение вызвали речи профессоров Керштенса, Роста и Шадена [35].
Последнему граф даже передал в знак признательности 50 руб. и просил
перевести латинскую речь и напечатать ее на русском и французском языках,
более доступных большинству образованной публики [36].
Напротив того, сильное неприятие вызвала
у Остермана диссертация магистра Д.С. Аничкова на звание ординарного
профессора [37]. Осуждение ее профессорами Московского
университета объяснялось в советской историографии реакционностью их позиции [38].
Интересно поэтому узнать мнение стороннего лица, дилетанта-современника,
в котором высвечены наиболее болезненные для сознания человека религиозного,
далекого от вольнодумства, положения труда Аничкова. Остерман придерживается
следующей точки зрения: когда магистр утверждает, что совершенство Божье
нельзя доказать, что высшее существо следует лишь любить, но не бояться,
он устраняет единственную преграду, останавливающую простого человека
перед грехом, ибо мирские наказания не столь надежное средство, удерживающее
его в следовании своим обязанностям, как страх перед вечной карой и надежда
на вечное вознаграждение. "Что с нами станется, — пишет
Федор Андреевич, — когда сии страх и надежда исчезнут из государства,
покажет время, до которого я не хочу дожить". И далее: "...Духовенству
вольно оспаривать сие как заблагорассудится; я, однако, остаюсь при том
убеждении, что науки, ежели толковать их истинно, а не превратно, человеческому
роду весьма полезны и воздают честь самому Творцу, от которого происходит
всякое наше разумение... Если б можно было предвидеть такое злоупотребление
умом, то необходимостью бы стало совершенно удалить его от изучения высших
наук, так же, как не обучали бы письму подделывателей подписей и бумаг" [39].
Поэтому столь по душе пришлось Остерману
опровержение диссертации Аничкова профессором И.Г. Рейхелем, рукописную
копию которого прислал тот же Миллер. Речь Рейхеля, на взгляд Остермана,
доказывает большую, нежели у Аничкова, ученость; хотя профессор мог бы
привести больше примеров, обличающих дерзость магистра. Немало удивило
графа, что речь осталась неопубликованной, и, таким образом, споры вокруг
диссертации прошли без огласки [40]. Вероятно,
Миллер разделял позицию Остермана. Косвенно об этом свидетельствуют и
факт пребывания рукописи речи в "портфелях", и фраза из письма
гр. Федора Андреевича: "Я столь много распространялся о сем сочинении
(т.е. диссертации. — Прим. Е.Р.), поелику знаю, что могу
доверительно открыть мои мысли Вашему Благородию" [41].
Иногда может показаться, что Остерман вообще
пристрастно относился к молодым русским ученым. Например, он невысоко
оценивал речь профессора права И.А. Третьякова "О римском правлении
и о разных онаго переменах", отметив существование более основательных
сочинений на сей предмет [42]. Быть может, здесь
есть доля истины, однако скорее следует брать в расчет не национальные
чувства, а вполне понятное предпочтение, отдаваемое ученым своего и более
старшего поколения перед молодежью. Иначе нас поставит в тупик сказанное
Остерманом по поводу присылки новых университетских и академических изданий:
"...Чрез то я всегда имею случай радоваться преуспеянию наук в отечестве
нашем и оттого всякий раз ободряюсь за моими делами" [43].
В меру сил помогал он изданию такой необходимой книги, как "Российский
Целлариус": подписался на 24 экземпляра и обратился через Миллера
с просьбой к куратору университета В.Е. Ададурову оказать содействие
данной публикации [44]. Остерман производил астрономические
наблюдения (в частности, в августе 1769 г. за кометой) и сообщал
результаты в Москву. К числу курьезов относится такой его "вклад"
в науку: в августе 1770 г. он прислал Миллеру рисунок, нечто вроде
шаржа, сделанный неким карликом левой ногой. Миллер переправил рисунок
в Академию [45].
Среди политических событий, не связанных
с войной, некоторый отклик в переписке нашли, например, побег Бениовского
с товарищами из Большерецкого острога, покушение на польского короля 3 ноября
1771 г., визит брата прусского короля Фридриха II, принца Генриха,
в Россию [46]. Из всех московских новостей наибольшую
тревогу Остермана вызвали сообщения об эпидемии чумы и бунте. 25 августа
1771 г. он пишет о дошедших до Белевской крепости слухах, будто многие
уехали из Москвы в деревни, и добавляет: "Препоручаю Вас в покровительство
Всевышнего". Речь идет о новой, летней, вспышке болезни. Покинули
город и родители жены Остермана, отъехав в имение его старшего дяди, Василия
Ивановича Стрешнева [47]. Более явственно забота
о друзьях выражена в следующих строках письма от 31 августа: "От
всего сердца мне жаль, что из Москвы продолжают поступать дурные вести
о болезнях. Да отведет Господь напасть от Вас и наших дорогих друзей и
да восстановит в милости своей у вас тишину". Узнав об убийстве в
ходе чумного бунта архиепископа Амвросия, Остерман замечает, что тот пал
жертвою собственного служебного рвения и "по более здравом рассуждении
мог бы избежать несчастья" [48].
В эти же дни, 5 сентября 1771 г.
"при весьма прискорбных обстоятельствах", скорее всего от чумы,
оборвалась жизнь одного из дядей Федора Андреевича — Петра Ивановича
Стрешнева [49]. Причина смерти была хорошо известна
Миллеру, так как Остерман не сообщает никаких подробностей, а лишь благодарит
академика за участие в горе семьи. Приведем несколько фраз его письма
как характерный для эпохи образец веры в пророчества и видения у человека,
достаточно просвещенного. 14 сентября чета Остерман видела вещий
сон. Граф пишет: "Wir [haben] einen Traum gehabt" [50],
из чего можно заключить, что один и тот же сон приснился чете Остерман:
будто дядя и упомянутый архиепископ собрались в доме (в чьем —
неясно) и выпили по чарке; и тут привезли во двор столько дров, что с
трудом могли въехать в ворота. Семейство усмотрело в этом знак кончины
родственника. Оказалось — и архиепископа Амвросия, убитого 16 сентября.
Остерману случившееся дало повод для философствования: "Не есть ли
таковые предощущения духа доказательство бесплотного и вечного существа
наших душ, в чем, однако, у многих некоторые сомнения приметны" [51].
Федор Андреевич Остерман считал себя частью
публики, не только благодарно впитывающей плоды научного разума, но и
поощряющей ученых к новым творениям [52]. В данном
отношении лучшего собеседника Миллеру трудно было найти. К сожалению,
большинство рассуждений историографа, его советов, изъявлений скорбей
и радостей, обращенных к графу, не дошло до нас. Но и в таком виде их
переписка, где нераздельное целое составляют быт и философия, политика
и литература, представляет собой яркое и, безусловно, заслуживающее дальнейшего
изучения явление культуры последней трети XVIII в.
_________________
Комментарии
В. Двораковского
*). Читай — вице-канцлер. Довольно распространенная
неточность, особенно в XIX веке. Однако такое преувеличение
можно понять — А.И. Остерман де факто был канцлером с 1723
по 1741 гг. В то время эту должность занимали сначала граф Г.И. Головкин,
потом князь А.М. Черкасский, но они были в значительной мере номинальными
главами Коллегии иностранных дел. По мнению некоторых авторов Остерман
"не дотянул" до высшего государственного поста только потому,
что не был "природным" русским.
|