Иллюстрации Остерманиана Генеалогическая схема Поиск по сайту |
© Виталий Двораковский, 1997. Примечания 1. Указание на это
имеется только в статье И.М. Снегирева "Домы русских вельмож в
Москве" // Московские губернские ведомости.- 11 июля |
В.Б.
Двораковский. Дом графа Остермана
Московская
городская усадьба, где сегодня размещается Всероссийский музей декоративно-прикладного
и народного искусства (Делегатская, 3), имеет богатую и интересную биографию,
до последнего времени остававшуюся малоизученной. Облик усадьбы складывался
при разных владельцах - частных лицах, духовных и светских организациях.
Поэтому не только вкусы той или иной эпохи, но и меняющееся функциональное
назначение зданий влияли на формирование архитектурного комплекса. ЭТАПЫ ЗАСТРОЙКИ ГЛАВНОГО ДОМА
Застройка владения продолжает оставаться хаотичной и в 1760 г. (рис. 1). Каменные сооружения по-прежнему отсутствуют, но место кажется более обжитым благодаря появившимся въездным воротам и большому пруду [13]. В дальнейшем планировка участка постепенно упорядочивается. Документы 1763 г. (рис. 2) свидетельствуют о наличии основного сооружения усадьбы - одноэтажного, теперь уже каменного, дома, хозяин которого, как указано в пояснении к плану, "желает над каменным апартаментом построить жилые хоромы" [14]. На главном фасаде П-образного в плане здания выделяется центральный ризалит; оно стоит в глубине владения параллельно переулку, а флигели вытянулись перпендикулярно ему, с двух сторон ограничивая своими объемами пространство формирующегося парадного двора. На чертеже 1772 г. усадьба представляет целый комплекс жилых и хозяйственных построек. Главный дом - двухэтажный, на каменном основании, флигели при нем обозначены как каменные сооружения (рис. 3). Вспомогательные службы отдалены от барских покоев и вынесены на красную линию улицы [15]. Как и другие крупные землевладельцы того времени, Стрешнев старался свой городской быт наладить подобно деревенскому. Кроме жилья и чистого двора на усадьбе, как правило, находились избы для дворни, конюшни, каретный сарай, баня, поварня, кузница, ледник, погреба, амбары, составляющие хозяйственный двор, а также огород, оранжерея и плодовый сад. Пруды устраивались в первую очередь для борьбы с пожарами, но могли быть и декоративными. Каждодневные потребности вполне удовлетворялись таким расположением зданий на участке, каким мы видим его у В.И. Стрешнева. Многочисленные служебные постройки выполняли еще и заботившее московские власти требование регулярности, заключавшееся в обязательном вынесении на красную линию всех сооружений, которые, кроме того, защищали барский дом от городского шума и пыли и освобождали владельца от строительства забора.
Изменения, которые коснулись поместья Стрешнева, были типичными для Москвы 60-70-х гг. XVIII в. Строительство новых и реконструкция старых усадеб получили широкий размах вскоре после указа "О вольности дворянству" (1762), когда съезжавшаяся в Москву знать соревновалась в сооружении блиставших великолепием особняков-дворцов. Сегодня, к сожалению, трудно сказать, как выглядели фасады главных зданий усадьбы Стрешнева, так как в архивах сохранились только планы участка. К 1782 г. здесь окончательно формируется парадный двор (рис. 4). Две полукруглые ограды, соединившие главный корпус с боковыми флигелями, отделили его от сада [16]. Курдонер, открытый в сторону улицы, украсился двумя искусственными прудами [17]. Московский историк и краевед И.М. Снегирев писал об особняке Стрешнева, что это был "огромный и великолепный дом, который почитался одним из первых в Москве" [18]. Не имея прямых наследников, В.И. Стрешнев оставляет дом сыну своей сестры Марфы графу Ивану Андреевичу Остерману (1725-1811). Его отец, Андрей Иванович Остерман (1686-1747), "знаменитейший муж в империи", на протяжении семнадцати послепетровских лет фактически являлся руководителем внешней, да и внутренней политики России, а Марфа Ивановна в это время состояла статс-дамой при императорском дворе. По вступлении на престол Елизаветы Петровны вице-канцлера А.И. Остермана, пережившего на своем веку пятерых монархов, объявили государственным преступником, лишили всех титулов и имущества и сослали в Березов, где он скончался через пять лет. После него остались два сына, Федор и Иван, и дочь Анна. Граф Федор Андреевич (1723-1804) был сенатором и действительным тайным советником, в чине генерал-поручика с 1773 по 1780 г. губернаторствовал в Москве [19]. Его младший брат, граф Иван Андреевич, которому предстояло заняться перестройкой усадьбы, хотя и не унаследовал талантов отца, преуспел в своей карьере больше него, дослужившись при Павле I до государственного канцлера. И.А. Остерман до 1774 г. находился на дипломатической службе сначала в Париже, затем в Стокгольме, в течение 23 лет занимал должность вице-канцлера Коллегии иностранных дел и в 1797 г. вышел в отставку с "полным трактаментом и награждением серебряным сервизом" [20]. После смерти В.И. Стрешнева в 1782 г. И.А. Остерман получил по завещанию наряду с другими имениями и селами, "Московской двор, состоящей за Петровскими воротами за Земляным городом в приходе Живоначальныя Троицы, что словет в Троицкой, со всею землею, оранжереею, строением и уборами все без остатку" [21]. В 1792 г. И.А. Остерман, проживавший в то время в Петербурге, подает через своего брата прошение в Московскую управу благочиния о разрешении выстроить на территории усадьбы новую оранжерею. К прошению прилагался план участка, составленный в 1786 г., на котором главный дом отмечен уже как трехэтажное каменное сооружение [22]. Двухэтажные флигели соединены с ним не оградой, как раньше, а полуциркульными каменными одноэтажными крытыми галереями-переходами. Таким образом, И.А. Остерман всего за четыре года возводит в камне все основные строения и увеличивает их высоту на один этаж. Об облике дома можно судить по зарисовкам архитектора Ф.М. Шестакова [23], выполненным спустя 40 лет. Никаких других материалов, отражающих внешний вид зданий или какие-либо перемены на месте владения, обнаружить не удалось. Отсутствие документов скорее всего указывает на то, что усадьба не претерпевала никаких изменений с 1792 по начало 40-х гг. XIX в. До нас не дошли имена ни архитектора, ни строителя дома-дворца. Вероятно, автор проекта принадлежал к школе М.Ф. Казакова [24]. Итак, к 1786 г. в Москве в начале Божедомского переулка появляется новый дворцово-парковый ансамбль. Традиционная композиция русской городской усадьбы времен классицизма выражена здесь особенно четко. Обширный парадный двор приобретает законченный вид: галереи, соединившие главный дом с флигелями придали смысловое единство основным постройкам усадьбы (рис. 5). Функционально галереи используются как переходы между корпусами, а поперечные ворота удачно решают связь парадного двора с парком и обеспечивают проезд экипажей сквозь галереи на служебный двор.
Главный южный фасад дворца венчает шестипилястровый портик коринфского ордера, поднятый на цокольное основание, значительно выдвинутое вперед (рис. 6). Образовавшаяся при этом на уровне второго этажа открытая площадка, огражденная балюстрадой, имеет связь с парадной анфиладой. Пилястры с каннелюрами, увенчанные сложно декорированными капителями, подчеркивают строгость лопаток как на ризалите, так и по всему фасаду в простенках среднего и верхнего этажей. По осям оконных проемов между вторым и третьим этажами размещены орнаментированные филенки различной конфигурации. На флангах фасада симметрично расположены дополнительные акценты - богато декорированные обрамления проемов балконов второго этажа и входных дверей нижнего этажа. Здание венчает сложно профилированный карниз; фронтон портика украшает рельефное изображение герба Остерманов. Композиционный центр дворца поддерживается стоящими в отрыве от него флигелями, ориентированными на красную линию переулка. Архитектурный облик главного фасада органично соответствует внутреннему планировочному решению. В глубине просторного вестибюля размещена парадная лестница: два зеркально расположенных марша ведут в аванзал второго этажа, вокруг которого группируются парадные помещения. Часть из них, примыкая к главному фасаду, образует анфиладу, которая завершается поперечными залами (рис. 7).
Хотя документы не указывают на функциональное назначение помещений, но, опираясь на интерьерные схемы, традиционные для периода зрелого классицизма, можно предположить, что в центре второго этажа находится гостиная, выявленная на фасаде ризалитом. По бокам от нее - значительно меньшие, всего в два окна, комнаты. Одна из них - восточная - предшествует огромному двусветному залу, расположенному в перпендикулярном к анфиладной оси направлении. В противоположном конце к анфиладе симметрично залу примыкает второе по величине помещение, скорее всего столовая. Гибкая планировка второго этажа обеспечивает дополнительную связь комнат через аванзал, минуя парадную анфиладную связь. Важное место в структуре усадьбы занимает парк. Неизвестно, закладывался ли он И.А. Остерманом, или был развитием старого, стрешневского, но его планировочная схема, зафиксированная Шестаковым (рис. 5), отражает стилевые особенности русских усадебных парков последней трети XVIII в. Парк при доме Остермана характеризуется отсутствием строгой симметрии при сохранении геометричности построения. Все три главные аллеи, идущие с юга на север, лежат в стороне от дворца. В перпендикулярном направлении к главным расположены менее протяженные аллеи, заканчивающиеся у пруда. Мисс Кэтрин Вильмот, близкая подруга княгини Е.Р. Дашковой, не однажды бывавшая вместе с ней в Москве у Остермана, в одном из своих писем сравнила его парк с лондонским парком Воксхолл [25]. Последний "состоял из трех широких аллей и нескольких меньших, пересекающихся друг с другом под прямыми углами. Густые посадки вязов и платанов давали приют певчим птицам и придавали парку Воксхолл облик лесной чащи. Холсты с изображением руин и пейзажей, расставленные в конце некоторых аллей, павильоны и специально подсвеченные статуи создавали иллюзорный эффект сада" [26]. Это довольно общее описание можно перенести не только на парк Остермана, но и на большинство садов эпохи романтизма [27]. Важно здесь то, что Вильмот обратила внимание на специфическую русскую черту романтического парка при доме Ивана Андреевича его планировку, сохранившую элементы регулярности, что говорит, возможно, о его более раннем происхождении. Вновь отстроенный дворец в Божедомском переулке славился среди прочих своим гостеприимством и хлебосольством. И.А. Остерман, несмотря на то что слыл чудаком, "расфуфыренным призраком" [28] давно ушедшей екатерининской эпохи, жил открытым домом и собирал к себе на обеды самое блестящее общество. Марта Вильмот, сестра упомянутой нами Кэтрин, рассказывает в письме к матери: "Вчера в 2 часа ездили к графу Остерману поздравить его родственницу (сестру Анну - В.Д.) с именинами [...] пришли засвидетельствовать свое почтение лишь 70-80-летние старцы с 70-80 тысячами фунтов годового дохода. Как только мы вошли, нас повели к столу, где был накрыт так называемый завтрак: предлагались вяленая рыба, икра, сыр, хлеб etc и eau de vie (виски) - всего лишь легкая закуска для аппетита перед обедом, о котором тут же возвестили. Мы собрались в зале... с галереей, заполненной мужчинами, женщинами, детьми, карликами, юродивыми и неистовыми музыкантами [...] раздался громкий звук трубы, и все сразу смолкло, на лице каждого сидящего за столом выразилось почтительное внимание. Графу подали хрустальный кубок с шампанским. Он встал и, провозгласив здоровье именинницы, залпом осушил бокал. Вторично, но уже в другом тоне прозвучала труба, и кубок с вином был подан княгине Дашковой, которая повторила заздравный тост. Труба пропела в третий раз, и следующий гость с теми же словами выпил тот же хрустальный бокал. Короче, эту церемонию проделал каждый из 46-ти сидящих за столом, можете себе представить, сколько времени заняло торжество [29]. 9 декабря 1809 г. Остерман устраивал обед в честь высокого гостя и своего покровителя - императора Александра I, находившегося в Москве проездом из Твери [30]. Известна литография того времени, изображающая это событие: император в окружении блестящего общества дам и кавалеров не позволяет 84-летнему Остерману встать с кресла, чтобы приветствовать его, и усаживает старика обратно. Под гравюрой надпись: "Государь Император и Граф Остерман во время пребывания Его Императорского Величества в Москве, в декабре месяце 1809 года". Иван Андреевич знал государя еще с рождения: при крещении он возложил на новорожденного Александра Павловича орден св. Андрея Первозванного [31]. Последние годы жизни оба долгожителя, братья Иван и Федор, все чаще проводили время в богословских беседах с митрополитом Московским Платоном (Левшиным), бывавшим у них, кроме того вели с ним переписку, называя его в письмах своим "учителем в старости" [32]. Не имея детей, Остерманы еще в 1796 г. передают титул и фамилию Александру Ивановичу Толстому, внуку их сестры Анны. В завещании Иван Андреевич особо оговаривал условия наследования А.И. Остерманом-Толстым своей московской усадьбы: "Московский дом, мною построенный со всеми в нем мебелями; а как желание мое есть при том, чтоб оный дом всегда оставался под названием Дома Графа Остермана, и переходил бы к одному Старшему в роде сего внука моего законному наследнику, на таком же основании как распоряжено родовое наше с покойным братом моим имение, то сим обязываю я онаго внука моего и таких приемников его, сию волю мою в точности выполнить, и отнюдь сей дом никогда не продавать и не закладывать" [33]. В 1811 г., после смерти Ивана Андреевича, новым владельцем дома в Божедомском переулке становится граф А.И. Остерман-Толстой (1770-1857). Он с юных лет посвятил себя военной службе, но в полной мере его полководческие дарования проявились во время Отечественной войны 1812 г. За Кульмское сражение, где ему ядром повредило руку, он был награжден орденом св. Георгия 2-й степени. В 1817 г. Александр Иванович получает чин генерала от инфантерии, но вскоре уходит в отставку. Он много путешествует, бывая в Петербурге и Москве лишь изредка. Пожар Москвы 1812 г. не пощадил и дворец Остермана-Толстого. Уцелевшие флигели служили временным пристанищем для городских погорельцев [34], а усадебный дом не восстанавливался еще долгие годы. Решив навсегда покинуть Россию, Александр Иванович в 1827 г. делает попытку заложить усадьбу в Опекунский совет. При этом Московская палата Гражданского суда обнародовала завещание И.А. Остермана. Опекунский совет, не решившись действовать вопреки воле Ивана Андреевича, не удовлетворил тогда прошение Остермана-Толстого. Однако через 6 лет высшие государственные власти сами обратились к нему с предложением продать дворец Св. Синоду для размещения в нем Московской Духовной семинарии, нуждающейся в новых, более просторных помещениях, чем в тогдашней ее обители - Заиконоспасском монастыре. Чтобы в Петербурге было легче вести переговоры о покупке усадьбы, архитектору Ф.М. Шестакову [35] поручили зафиксировать облик владения. Чертежи основных построек и прилегающей местности выполнены им в 1832 г., при этом сметные расчеты произведены Шестаковым с учетом сноса всех усадебных зданий. Оценочная стоимость материалов, которые предполагалось использовать после разборки уцелевших от пожара корпусов, а также стоимость земли в общей сложности составили сумму даже превышающую ту, что запрашивал Остерман-Толстой [36]. Процесс покупки, затрудненный нахождением Александра Ивановича за границей, длился более двух лет. Наконец, на исходе 1834 г. была подписана купчая крепость на "дом с пустопорожнею землею, садом и огородом, со всеми находящимися каменными и деревянными строениями" [37] на сумму 100 тысяч рублей. Первое предложение по реконструкции дворца было сделано архитектором М.Д. Быковским [38]. К тому времени он уже выполнил ряд проектов (для Паниных, А.А. Апраксина, А.П. Потемкина, Голицыных), принесших ему известность среди московских заказчиков. Быковский, исходя из первоначальной посылки Шестакова, составляет планы и сметы с учетом полного сноса Дома графа Остермана. До нас дошли поэтажные планы и разрез основных строений, а также фасады флигелей [39].
Быковский сохраняет общую усадебную композицию (рис. 8). Двухэтажный семинарский корпус стоит в глубине участка с парадным двором. Главный южный фасад венчает шестиколонный дорический портик, примкнувший к далеко выдающемуся вперед центральному ризалиту. Одноэтажные боковые крылья вытянулись перпендикулярно главному фасаду, имеют самостоятельные входы и вместе с центральным ризалитом образуют две террасы. Северный фасад композиционно почти повторяет южный. Сложное объемно-пространственное решение здания противопоставлено очень сдержанным по пластике флигелям, выходящим фасадами на красную линию переулка [40]. В целом весь ансамбль, будь он воплощен, имел бы довольно торжественный вид. Проект, составленный Быковским в начале 1836 г., утвердили в апреле, но никто не торопился с началом строительства: слишком высока была стоимость новых сооружений (882 тыс. руб.). Сметы передали на рассмотрение архитектору Щедрину, чтобы по возможности их сократить. Состоящий на службе в Комиссии духовных училищ при Св. Синоде академик архитектуры А.Ф. Щедрин [41] вместо ранее предложенного Быковским плана главного дома представляет в марте 1838 г. свое решение здания для Московской Духовной семинарии в 4 этажа. Эта работа практически повторяет ранее выполненный им, но не реализованный проект для Санкт-Петербургской семинарии. Архитектор хотел восстановить старый дом Остерманов, а рядом возвести другой по своему проекту, флигели же вдоль переулка построить по проекту Быковского [42]. Предложения Щедрина сокращали расходы более чем на 200 тысяч рублей. Детальными сметными расчетами предстояло заняться рекомендованному Щедриным архитектору Е.Е. Еремееву, состоящему на службе в Комиссии для строений в Москве [43]. Совместный проект Быковского и Щедрина со сметами Еремеева утвердили в феврале 1839 г., но и он вскоре был пересмотрен. В июле 1839 г. Еремеев, только что получивший звание академика архитектуры, предлагает альтернативный вариант перестройки дома Остермана-Толстого, по которому новых построек на территории усадьбы вообще не предполагалось, а проект расширял объемы старого здания за счет боковых пристроек. При этом полуциркульные переходы должны были быть разобраны [44]. Для окончательного решения вопроса, что и где надо возобновить или выстроить заново, Духовно-учебное управление вновь командирует в Москву своего архитектора. Щедрин в ноябре 1839 г. дает заключение: сгоревшей дворец можно отремонтировать и расширить, но не с боков, как хотел Еремеев, а со стороны двора, оставляя переходы. Чтобы сохранить здание, "издавна привлекавшее к себе внимание московских жителей и сломка которого произвела бы неприятное впечатление" [45], Щедрин рекомендует фасад дома не подвергать значительным переделкам. Архитектор предлагал также не разрушать и флигели, полностью отказавшись от перестроек по проекту Быковского, а при ремонте постараться максимально использовать уцелевшие стены и детали корпусов. Свои идеи Щедрин подкрепил поэтажными планами новых построек и рисунками фасадов [46]. Сравнивая последние с чертежами, выполненными Шестаковым в 1832 г., нетрудно заметить, что Щедрин упрощает пластику второго этажа, отказавшись от центрального и двух боковых балконов, между базами пилястр протягивает ряд декоративных полубалясин, с тимпана фронтона снимает герб Остерманов. Аскетически простой фасад главного корпуса венчает антаблемент с чистым фризом и четко выделенным рядом модульонов карниза (см. фото Московской Духовной семинарии и современный вид здания). Два небольших пруда на парадном дворе планировалось засыпать, а на их месте устроить газон. Смета последнего проекта Щедрина составила около 350 тысяч рублей, то есть более чем в два с половиной раза дешевле первоначального варианта Быковского. На дальнейшее сокращение расходов рассчитывать, видимо, уже не приходилось, поэтому окончательный проект Щедрина после утверждения в декабре 1839 г. был принят к реализации. Семинарское правление сразу же учреждает Строительный комитет, при котором Еремеев в течение полутора лет исполнял обязанности наблюдающего архитектора. Разногласия Еремеева с Комитетом послужили причиной отстранения его от должности. В июне 1841 г. его сменяет старший архитектор Комиссии для строений в Москве И.Т. Таманский [47], в свое время участвовавший в составлении "Атласа фасадических планов Москвы" под началом М.Ф. Казакова. Спустя два года тяжелая болезнь вынуждает Таманского прервать деятельность в Строительном комитете, и на должность наблюдающего архитектора в июне 1843 г. заступает академик Н.И. Козловский [48], который к осени 1844 г. благополучно закончил все строительные работы. В ноябре бывший дворец Остерманов становится для воспитанников семинарии новым местом обучения.
Через 30 лет по проекту архитектора П.Е. Баева [49] возводится еще одна пристройка к главному корпусу, превратившая его в замкнутое в плане каре (рис. 9); тут разместилась двусветная "рекреационная зала", примкнувшая к церковному помещению [50]. В 1885 г. к восточной галерее со стороны хозяйственного двора пристраивается двухэтажное здание епархиального общежития [51]. За 74 года семинария выпустила из своих стен более 5 тысяч воспитанников, здесь ежегодно занималось до 700 учеников (не считая 100 в начальной школе); из них до 400 проживало в семинарском общежитии [52]. Некоторые выпускники стали впоследствии незаурядными деятелями науки и культуры, среди них были ректоры высших учебных заведений, выдающиеся иерархи Русской церкви, историки, медики, писатели. Ректоры семинарии зачастую становились позже архиепископами и митрополитами [53]. 25 июня 1918 г. в соответствии с Декретом Советской власти об отделении церкви от государства и школы от церкви здание Московской Духовной семинарии было национализировано "со всем имуществом и инвентарем" [54], а духовные учебные заведения объявлены "гнездами контрреволюции" и вскоре ликвидированы. В освободившееся общежитие семинарии поселили делегатов Пятого Всероссийского съезда Советов. До конца 1918 г. здесь дважды выступил В.И. Ленин: 30 июля на 1-м съезде председателей губернских Советов и 9 декабря на 3-м съезде рабочей кооперации. В том же году в этом доме состоялся Учредительный съезд Компартии Финляндии. 16 июня 1921 г. Ленин приезжал сюда на 3-е Всероссийское продовольственное совещание. Бывшее здание семинарии стало называться 3-м Домом Советов, и в качестве общежития для делегатов оно использовалось до Великой Отечественной войны. В память об этом в июне 1941 г. Божедомский переулок переименовали в Делегатскую улицу, но сохранившийся рядом с парком Семинарский тупик с единственным домом по этому адресу (№ 14) еще напоминает москвичам о некогда располагавшейся здесь Московской семинарии. После Великой Отечественной войны в здании обосновались Президиум Верховного Совета и Совет Министров РСФСР. В конце 1940-х гг. в в мастерской архитектора В.Г. Гельфрейха создается проект трехэтажной пристройки для Президиума Совмина. Новый корпус примкнул к торцевой стене бывшего семинарского общежития. К этому времени неузнаваемо изменилась близлежащая местность. В современных путеводителях теперь не найти Угольной площади, на которую выходила усадьба: к 1980 г. начало Делегатской улицы слилось с Садовым кольцом. С трудом узнается семинарская больница, уничтожены некоторые флигели. Парк находится в ведении Департамента образования и до сих пор не объявлен памятником истории и культуры. Он в основном сохранил свои границы, но исчезновение прудов, частичная перепланировка, новые насаждения изменили его облик. К 1981 г. правительство России переезжает в Белый Дом у Красной Пресни, а ранее занимаемые помещения передает Всероссийскому музею декоративно-прикладного и народного искусства [55], куда 21 июля 1981 г. вошли первые посетители.
Здание музея, являющееся памятником архитектуры XVIII - середины XX вв., нуждается в настоящее время в проведении комплексной реставрации. Фасад дворца и планировку парадной анфилады можно восстановить по недавно выявленным архивным документам, описанным в этой статье. Усадебная композиция, заложенная в конце XVIII в., не была нарушена многочисленными наслоениями XIX-XX вв. - пристройки скрываются за главными корпусами. Архитекторы отводили новым зданиям заведомо подчиненную роль, оставляя первенство за усадебными сооружениями, не нарушая, а дополняя сложившийся ранее ансамбль. Таким образом, дворцовый комплекс с двухсотлетней историей, переживший пожар 1812 г. и революцию 1917 г., многократно перепланированный, но поддающийся восстановлению, вправе сегодня носить имя Дома графа Остермана. |
Иллюстрации Остерманиана Генеалогическая схема Поиск по сайту |